Эхо восхищения: слова тех, кто знал ее ближе всех
Воспоминания о Гарбо, собранные за годы, рисуют портрет женщины, чье мастерство выходило за рамки актерской техники. Бетт Дэвис, коллега по голливудским студиям, подчеркивала в своих заметках, что инстинкт и мастерство Гарбо напоминали настоящее колдовство, когда перед камерой каждый жест обретал магическую силу, недоступную анализу.
Ингмар Бергман, шведский режиссер, чьи фильмы позже станут эталоном глубины, описывал встречу с ней как момент столкновения с вечностью: в полумраке комнаты ее красота казалась одухотворенной, с чистыми чертами лица, благородным подбородком и глазами, полными скрытого света.
Джордж Кьюкор, мастер голливудских драм, отмечал особый дар Гарбо – создавать иллюзию движения на крупных планах, где легкий поворот головы заставлял весь экран дышать, словно под порывом ветра. Такие слова не были редкостью: "божественная", "несравненная", "величайшая" – эпитеты сыпались на нее в 1930-е и эхом отзывались десятилетиями позже. В 1965 году, приближаясь к шестидесятилетию, она поделилась с близкой знакомой мыслью о приближающемся юбилее этой тоски, которая сопровождала ее всю жизнь.
Ранние годы: из серости стокгольмских будней к первым шагам в искусстве
Детство Гарбо прошло в бедном районе Стокгольма, где родители, приехавшие из провинции, едва сводили концы с концами. Мать трудилась на фабрике варенья, отец хватался за случайные работы, а семья ютилась в квартире без удобств, где зимние вечера тянулись под гнетом серости за окном. С ранних лет девочка предпочитала уединение, забираясь в уголок, чтобы размышлять о смысле бытия или мечтать о сцене. Эта склонность к одиночеству проявилась еще в младенчестве, когда мысли о жизни и смерти уже кружили в голове.
Уход отца из жизни от испанки в тринадцать лет вынудила бросить школу и искать средства к существованию. Сначала работа в парикмахерской, где намыливались щеки клиентов перед бритьем, потом место продавщицы в большом магазине, где она даже снялась в рекламных роликах. Такие шаги казались далекими от искусства, но именно они привели к поступлению в актерскую школу при Стокгольмском королевском театре. Там случилась встреча с Морицем Стиллером, режиссером, искавшим актрису для экранизации романа Сельмы Лагерлеф "Сага о Йесте Берлинге".
Ждать его возвращения с прогулки пришлось долго, в состоянии дрожи от волнения, но осмотр оказался судьбоносным. Стиллер попросил снять шляпу и пальто, записал номер телефона, а потом неожиданно позвонил с приглашением на пробы. На съемочной площадке, в немом кино, где эмоции передавались без слов, проба с ролью больной девушки стала прорывом: простая сцена ожила под ее взглядом, и режиссер утвердил ее на главную роль. С этого момента потребовалось полное уединение для подготовки, привычка, сохранившаяся на всю карьеру, когда посторонние взгляды на площадке становились невыносимыми.
По совету наставника фамилия сменилась на Гарбо – короткую, удобную для международного произношения. Вскоре внимание привлек Луис Б. Майер, глава студии MGM, заманивший талант в Америку. Полгода ожидания в Нью-Йорке без вестей закончились самостоятельным отъездом в Голливуд, пробами у Ирвинга Тальберга и требованиями: похудеть, освоить английский, исправить зубы.
Первый голливудский фильм "Искусительница" вышел экзотической мелодрамой, за ней последовали "Плоть и дьявол", экранизация "Анны Карениной" под названием "Любовь", "Божественная женщина", "Таинственная леди" и "Дикие орхидеи". Стиллер, ее пигмалион, не прижился в новой среде и вернулся в Швецию, где умер от плеврита в сорок пять лет; Гарбо позже признавалась, что если бы и полюбила кого-то в жизни, то только его.
Звездный расцвет: роли, что завоевали мир
Переход к звуковому кино мог стать преградой – опасались, что акцент и голос не пройдут проверку публикой, – но Гарбо уверенно шагнула вперед, часто воплощая экзотических иностранок. Голос с легким скандинавским оттенком добавил шарма ролям шпионки Маты Хари, шведской королевы Кристины, повторной Анны Карениной, возлюбленной Наполеона Марии Валевской в "Завоевании" и чахоточной куртизанки Маргариты Готье в "Даме с камелиями" – роли, которую многие считают вершиной ее творчества.
Особое место заняла комедия "Ниночка", где ледяная советская комиссарша тает под парижским шармом шампанского и любви; слоган "Гарбо смеется!" подчеркивал неожиданность такого поворота после строгих драм. Последней стала "Двуликая женщина", комедия, которую она позже назвала своей могилой, хотя прокат прошел успешно, а критики просто были суровы. Уход из кино в тридцать шесть лет, на пике славы, не объяснялся провалом или страхом старения – война в Европе подорвала доходы от проката, и пауза растянулась навсегда.
В 1942 году подписали контракт на "Девушку из Ленинграда", где предстояло сыграть русскую партизанку Наташу, сражающуюся с оккупантами. Сценарий показался депрессивным, проект тихо угас, и актриса отказалась от гонорара по контракту, вернув чек, – шведские принципы честности взяли верх.
Другие идеи вспыхивали и гасли: "Завороженный" Хичкока, "Касабланка", "Траур к лицу Электре" О'Нила, "Джейн Эйр" Бронте, "Цезарь и Клеопатра" Шоу, "Госпожа Бовари" Флобера, биографии Мари Кюри, Жорж Санд, Жанны д'Арк, Екатерины Великой, даже роль Надежды фон Мекк в фильме о Чайковском. В 1948-м пробовали "Герцогиню де Ланже" по Бальзаку, но остались лишь кинопробы – последний раз, когда камера зафиксировала ее перед объективом.
После славы: уединение, встречи и тихие радости
В 1950-е годы последовало гражданство США и почетный "Оскар" – единственная награда Академии. Затворницей в полном смысле она не стала, предпочитая общение с узким кругом друзей, где светские беседы сменялись глубокими разговорами. С Ингрид Бергман, соотечественницей и звездой, разговор случился лишь однажды, на барбадосской вечеринке: случайная фраза о кражах одежды привела к неловкой паузе, и актриса просто ушла.
Более теплыми оказались встречи с Уинстоном Черчиллем на яхте Аристотеля Онассиса, где обсуждали войну за сигарами, или с Джоном Ф. Кеннеди, пригласившим на ужин в Белый дом за девять дней до трагедии. Роман с Джоном Гилбертом в 1930-е мог закончиться браком, но остался в прошлом, как и другие разговоры о семье.
Коллекционирование картин стало страстью: среди полотен встречались Ренуар и Кандинский, хотя немало и случайных приобретений. Старость прошла в Нью-Йорке с долгими прогулками, когда фотографы устраивали настоящую охоту, а она ускользала, быстрее всех. Лив Ульманн, сыгравшая Анну Кристи на Бродвее, однажды погналась за ней по улице, чтобы поделиться новостью, но Гарбо, заметив преследовательницу, скрылась в Центральном парке, оставив лишь испуганный взгляд.
Грета Гарбо ушла 15 апреля 1990 года в восемьдесят четыре года от пневмонии и почечной недостаточности. Уход из кино в 1941-м на пике стал актом, полным грусти, но и поэтичной красоты, идеально завершив историю о печали, что переплеталась с ее образом, как нить в гобелене. В 120-летие со дня рождения эти воспоминания напоминают, почему ее наследие остается живым – в тишине, где каждый зритель находит эхо собственной тоски.
